юность

В 1962 году я пошел опять в школу, но уже с другими учениками. Баловаться на уроках практически перестал. На педсовете стоял вопрос о моем отчислении и переводе в школу для трудновоспитуемых. Но благодаря опять же директору школы Захару Денисовичу Сергиенко, меня оставили в школе №7, за что я ему очень благодарен. И я старался больше не подводить его.

Занимался на тех уроках, которые мне нравились, получая средние и хорошие оценки. Предметы, которые мне не нравились, – физика, химия, математика, иностранный язык. Я старался молча просидеть на уроках, не срывая их. Учителя были за это мне благодарны. Некоторые даже говорили: "Сережа, сиди тихо, ничего не делай и мы будем тебе тройки ставить", что я и делал. Хотя иногда срывался, но это уже было баловство по-скромному и не столь частое.

Позднее я очень сожалел, что не хотел познавать то, что хотели мне дать учителя. Позже, через пять лет, я готов был кусать себя за локти, но достать не мог. Проклинал себя в первую очередь за упущенные возможности, но это гораздо позже.

А в то время, 1962–1964 годах, передо мной была одна мечта – закончить как-то восемь классов и забросить эту учебу.

Воспитание отца продолжалось, но уже другим способом. За полученную двойку я лишался еды. Мать тихо, чтобы отец не знал, мазала повидлом хлеб и давала мне в школу. Мне уже было стыдно есть хлеб в школе, поэтому я съедал его на улице. Но в школе есть все равно хотелось. Меня часто угощали бубликами, бутербродами, молоком и другим.

Как я уже раньше писал, в школьном буфете всегда была очередь, но девчонки, чтобы в очереди не стоять, давали мне деньги и просили, чтобы я себе и им что-то покупал. Но больше всего в этом усердствовала моя одноклассница, сидевшая со мной за одной партой до самого выпуска, Александра Тяндюк.

Она была одной из красивейших девчонок класса, а может, и остальных 7–8 классов, с длинной черной (толстой) косой, была твердой хорошисткой в классе, для меня это было большим подспорьем для "скатывания" (переписывания) уроков и любых классных или контрольных работ.

И мне казалось, что я ей был небезразличен. Она выполняла мои просьбы и желания (чисто ученические). Хотя за ней бегали (паслись) многие другие мальчишки и не только из нашего класса, но из других классов, в том числе и старших.

У нее были родители очень строгие. Отец – капитан милиции (ГАИ), мать – домохозяйка, но такая строгая женщина, что я ее десятой дорогой обходил. Александра была самой любимой (младшей) дочерью в этой семье. Родители лелеяли ее. Одевалась она по последнему слову моды. Поэтому для меня была очень далекой. И я ее старался не замечать. С другими девчонками дружил, а с ней – нет.

Все огоньки, вечера, КВН, которые проходили в клубе школы, я пропускал. Не ходил, так как у меня просто не было чего надеть из одежды.

После смерти брата Виктора его жена прислала из Луги некоторые вещи: две пары брюк, рубашки, военную форму, туфли, боксерские перчатки и другое. Но отец и мать строго запретили к ним прикасаться. Видимо, на отца брюки и другая одежда были малы. Он разрешил мне только в 8-м классе надевать их в школу.

Все в школе были шокированы, откуда у меня такая одежда. Никто и не догадывался, что брюки были больше и мне приходилось сантиметров на 10 их заворачивать. Туфли были на меня очень большие, на то время у меня был 37 размер, а у брата – 42-й. Поэтому я ватой заталкивал носы до тех пор, пока моя нога не становилась впритык.

Так потихоньку (а мне казалось, очень медленно) проходило время. Я чувствовал приближение свободы, пока лишь только от учебы, но не в остальном. Я получил диплом об окончании школы с неоконченным средним образованием.

Я посчитал, что для меня началось лето, отдых и свобода, но не тут было. "Любимый" отец перечеркнул быстро все мои мечты и поставил меня на место. Первое, чем он меня загружал, – носка воды. Пока не наношу две большие 200-литровые бочки, гулять не мог идти.

Наносил одну бочку. Пока я заполнял другую, он в это время из первой бочки выливал на поливку овощей и фруктовых деревьев всю воду. Я заполнил водой вторую бочку и пошел ему сказать, что все сделал, вода в бочках. Он ответил, что только одна бочка заполнена. Помню, подошел я к бочке, а она уже пустая. Я посмотрел ему в лицо и увидел самодовольное и надменное его выражение, неприятные зеленовато-серые глаза. Только в тот момент, глядя в его ухмыляющееся лицо, я понял, что это конец моим каникулам, отдыху и свободе.

Старшая сестра поступила в педагогический институт на факультет физического воспитания. Она уже в домашних работах участия никакого не принимала. Младшая сестра помогала в основном матери или на летние каникулы ездила в пионерские лагеря. До 14 лет я тоже побывал дважды в пионерском лагере (кроме того случая в Луге у брата), это были мои самые счастливые дни, потому что в это время я всегда был сытым.

В пионерском лагере поварами работали наши соседи – дядя Володя и тетя Валя Дворницкие. Они были хорошими друзьями наших родителей. И когда мне хотелось кушать, а это было очень часто, я забегал к ним в столовую на кухню и просил что-нибудь. Они никогда мне в этом не отказывали. О них осталась у меня хорошая память.

Фото из семейного архива

Время стало быстрее проходить, и настал момент определяться, что со мной делать дальше – продолжать учиться (чего я сильно не хотел) или идти работать (но в 15 лет тяжело было устроиться, тем более без технического образования).

Мать взяла мой аттестат зрелости, школьную характеристику (с ней, наверное, и в тюрьму бы не взяли, даже директор школы не помог – что заработал, то и получил) и пошли по всем профессионально-техническим училищам города.

Везде нас приветливо принимали, но когда читали мою характеристику, тут же любезно отказывали, ссылаясь, что уже нет свободных мест. Мы обошли все ПТУ, а их было около десятка, и везде получали отказ.

Мать тоже боялась своего мужа и никогда ничего от него не скрывала. Когда мы пришли домой, сразу ему сказала, что Сергея ни в одно училище не приняли. Он по-зверски на меня посмотрел и грубо с недовольством сказал: "Делай с ним, что хочешь, но на моей шее он сидеть не будет. Я его кормить и одевать не собираюсь" и вышел во двор к своим голубям, которых он недавно завел и души в них не чаял. На это время он был уже на пенсии и целыми днями занимался своими голубями. Для него это было настоящее наслаждение и отдых.

В скором времени его хороший знакомый, водопроводчик от водопроводной развилки, которая проходила по улице рядом с домом, провел в наш дом водопровод. Для меня это была величайшая радость, так как воду уже не нужно было носить, вода была в доме и через длинный шланг поливали огород.

Фото из семейного архива

Как-то случайно на улице я встретил бывшего одноклассника Сергея Калабанова и рассказал ему о своих проблемах, связанных с ПТУ. Он мне предложил пойти в городскую пожарную часть №2, находившуюся недалеко от нашего дома. Там была большая нехватка рядовых пожарных. Но оклад очень маленький, всего 30 рублей. А как быть с возрастом, ведь мне было 15 лет? Он мне сказал: "Мне ведь тоже 16 лет нет, а на работу взяли. Ты парень крепкий, выносливый, тебя тоже возьмут".

Я быстро пошел домой и все о работе рассказал матери, она рассказала отцу. Он ей ответил: "Пусть идет куда угодно работать, только бы не сидел дома".

В тот же день побежал я в пожарную часть, зашел к начальнику и сказал о своем желании работать.

Он был пожилой, коренастый, среднего роста мужчина с красивыми чертами лица (к сожалению, имя не помню). Он спросил: "Сколько тебе лет?" Я сказал, а он потом мне и говорит: "А бояться не будешь? Тут ведь бывает и страшно, и на большой высоте, возможно, придется работать, людей спасать не только из огня, а и в других случаях". Я твердо ответил, что ничего бояться не буду, а про себя подумал: холод пережил, голод уже долгое время прохожу. Он сказал, в какую смену выходить.

В то время службу вели четыре караула. Сутки дежурили, а трое суток отдыхали. Я был на седьмом небе от радости. Не находил себе места. Не мог себе представить, что так быстро устроюсь на работу и теперь самостоятельно буду зарабатывать, получать свои законные деньги, хоть и небольшие, но все же свои.

Работал я в различных пожарных частях города Кировограда и столько повидал порядочных, отзывчивых, добрых, готовых прийти на помощь людей, именно пожарной профессии. Работал я пожарным с июля 1964-го по август 1968 года.

За это время меня как молодого бойца-пожарного (и не только одного меня) перебрасывали из одной части в другую, из одного караула в другой для усиления службы, так как из-за низких окладов была большая нехватка рядовых пожарных.

В большинстве случаев для поддержания, а вернее, для повышения своего очень низкого финансового положения, в пожарную часть устраивались такие малолетки, как я, или студенты факультета физического воспитания, которым 30 рублей при их низкой стипендии были очень кстати. А начальниками караулов были уже взрослые дяди, которые прошли годы ВОВ, имели фронтовые ордена и медали. Были и моложе начальники караулов, 1927–1935 годов рождения, но всех этих людей объединяло одно: преданность своему делу, работе. Они, получая низкую зарплату, работали по 40–50 лет, но не предавали свою профессию. Профессию смелых, мужественных и надежных людей.

За эти годы работы в пожарной команде я не припомню случая, чтобы были какие-то недопонимания между мною и другими пожарными, с начальником караула или вышестоящим руководством. Хотя моменты шалости и баловства все еще проскальзывали иногда, особенно в первый год работы.

Впоследствии многие ребята, прошедшие школу рядового пожарного под руководством этих замечательных людей, начальников караулов, стали педагогами и преподавателями, милиционерами, военными в званиях старшего офицерского состава.

Лично в моей памяти до конца моих дней останутся эти люди, но среди всех я бы хотел коротко вспомнить о двоих.

Это начальник караула Александр Александрович Краснюк и Николай Иванович Акиншин, которые вложили в меня свою душу. Будучи на пару десятков лет старше меня, заменили мне отца (и это при живом отце), что в конечном итоге повлияло на мою дальнейшую жизнь.

Когда я пошел на работу, вступил в секцию бокса. Один тренер меня не принял из-за того, что мой год рождения уже не подходил. Мне пришлось идти к другому тренеру записываться в секцию (при этом я указал возраст на год меньше своего) – таким сильным было желание стать боксером.

Во-первых, я сильно подражал своему брату Виктору и хотел быть таким же сильным, как и он. Во-вторых, хотел стать великим боксером, таким, как Валерий Попенченко, Виктор Агеев, Дан Позняк, Станислав Степашкин и многие другие. И,в-третьих, сильно хотел рассчитаться с обидчиками по школе и по улице, которые были старше меня.

Первое и третье в какой-то степени получилось, а вот второе нет. Видимо, было очень много объективных причин. Но норму "мастера спорта СССР" (по боксу) я все же выполнил.

Фото из семейного архива

Первое, что я сделал, когда пошел на работу и занялся активным спортом, – отошел от своих "старых друзей", с которыми уходил из дома, воровал, жульничал. Все они за то или иное преступление потом отсидели в заключении и к настоящему времени умерли от пьянства или наркотиков, кроме одного, самого старшего из нас. В городе мы иногда встречаемся, но делаем вид, что не знаем друг друга. Почему?

Уже будучи курсантом военного училища, зимой я как-то приехал в отпуск. По привычке вечером пошел в кинотеатр "Спутник" посмотреть фильм. После этого встретился со всеми своими "старыми дружками". Они решили "раздеть" несколько машин (раньше и я этим занимался). Так как основная трасса была на ремонте, то в объезд ехали машины по нашей улице, петляя по переулкам с полным груженным кузовом и прицепом (овощи, картошка, фрукты). Скорость была очень малой. А так как было уже темно, мы спокойно влезали на кузов (два человека) и сбрасывали все, что могли, а остальные следом бежали и оттаскивали мешки в сторону, так как могла появиться другая машина. Потом сносили все это в одно место, а затем ходили продавали по домам.

В тот вечер я помог отнести в сторону два сброшенных мешка, а потом остановился и подумал: что я делаю, я ведь уже курсант военного училища? Сказал ребятам, что мне надо идти домой и ушел, ничего из этого ворованного не взяв. Позже их всех выловили, завели уголовные дела. На допросах этот самый старший из нас все время указывал на меня, что мол, и я участвовал в воровстве. Другие ребята категорически отрицали это. Просто этот "самый старший", видимо, от зависти, что я пошел по другому пути, решил и меня посадить за решетку. Уже через 10 лет мне об этом рассказали порядочные друзья.

Проходила моя трудовая жизнь. Сутки дежурил, трое дома. Сдал документы в школу №8 (вечерняя школа рабочей молодежи – ВШРМ) и по вечерам учился. Днем тренировки, вечером школа. Отец уже не сильно заставлял меня работать, да и не мог он ни к чему придраться, так как я сам, чтобы он не ворчал, всегда наводил порядок во дворе, рвал траву для кролей и так далее.

Прошел месяц, и я получил свою первую зарплату. 30 рублей по нынешним временам – копейки, но для меня это был настоящий праздник.

Я уже заранее распланировал, что куплю себе на первую зарплату, – рубашку, брюки, туфли и так далее. Когда я пришел домой и принес деньги, мать сразу же их взяла и спрятала. Я попытался ей намекнуть, что у меня ничего из одежды нет. Мать тут же возразила, у нас дома лишних денег нет (на то время она не работала, была домохозяйкой), Валя (старшая сестра) училась в институте, ей надо было помогать. Я уже понял, что мне от этих денег ничего не видать, и попросил у матери 20 копеек, чтобы вечером пойти в кинотеатр, но тут же получил отрицательный ответ. Тогда я попросил 7 копеек на самое дешевое мороженное (фруктовое), но и тут я получил отказ. Я промолчал, со слезами на глазах вышел на улицу. Так я "праздновал" свою первую зарплату.

Проходили месяцы, приближалась зима, верхней одежды у меня совсем не было (не считая того пальто, что я носил еще со школы, в котором спал на печке в кочегарке, чердаках, которое имело непонятно какой цвет. Короткое оно было и в рукавах, а по длине вообще, как пиджак.

При получении одной из зарплат, я снова сказал матери, что уже холодно, давай, купим мне пальто зимнее. Мать, как всегда сказала отцу. Тот ответил: "А что, школьное пальто уже плохое? Пусть его носит, на новое он еще не заработал".

Тут мать достала то старое пальто, одела на меня и только тогда он увидел, что оно уже слишком малое, буркнул: "Купи ему пальто, но самое дешевое". Мы тут же пошли в магазин и купили по самой низкой цене теплое полупальто за 55 рублей. Шапку я дома нашел старую (одного из братьев) и практически был одет. Так прошла зима, работа, тренировки, учеба в вечерней школе.

Фото из семейного архива

К 16-му дню рождения старшая сестра подарила мне отрез светлой ткани длиной 1,2 м. Это был единственный подарок, который запомнился мне на всю жизнь. Я тут же (через мужа старшей сестры, у которого родственник работал закройщиком в ателье) заказал себе брюки. Какое это было событие в моей жизни! Позже я нашел у брата старые ручные часы, отремонтировал их и был уже почти взрослым с ручными часами.

Через некоторое время нам повысили зарплату до 60 рублей. Все деньги на 100% я отдавал матери, а когда "уж сильно" надо было что-то, выпрашивал у нее. С "потугами" купили мне серый пиджачок. Дома в комоде я случайно нашел отрез темной полосатой ткани и с разрешения матери пошил себе две пары брюк.

Закончил девятый класс и перешел в 10-й. В вечерней школе были требования не такие строгие, как в общеобразовательных школах. Самое основное – посещаемость и, конечно, знания. А я стал пропускать школу. Тренировался два раза в день, так как дома с "любимым отцом" было невозможно находиться.

Постоянные упреки и оскорбления заставляли меня уходить. Денег у меня не было, так как я все отдавал матери, а если надо было взять хоть один рубль, приходилось спрашивать разрешения у отца. Он постоянно упрекал, что я мало зарабатываю, а ем очень много. Хотя все было наоборот. 

К тому времени мой вес был 67,5 кг, и тренер говорил, что на соревнованиях на первенстве ДСО "Авангард" Украины, я буду выступать в 63,5 кг, поэтому мне нужно было согнать 4 кг веса. На 8 утра я уходил на тренировку, а приходил домой к 11 дня. Отец целыми днями, что зимой, что летом, занимался с голубями, гонял со свистом, в общем, получал отдых и наслаждение.

Когда я заходил во двор, калитка скрипела и собака начинала лаять, а отец, увидев меня, тут же заходил в дом, садился на стул и сидел, ничего не делая.

В большой комнате находилась печь, где мать готовила пищу. Холодильника на то время у нас не было, портящиеся продукты мать выносила в погреб. Я спал в другой комнате, где и находился весь мой нехитрый скарб. Когда я уже не мог выносить голод, заходил на кухню, брал тарелку и только начинал себе наливать суп или борщ, как сидящий тут же отец мне говорил: "А ты заработал на еду, которую собираешься есть?" Я пытался ему возразить, ведь я же работаю, деньги все матери отдаю, неужели я не заработал на тарелку супа или борща.

Тут начиналось невообразимое – оскорбления, упреки. Любимые его оскорбления: "Ты несчастный пожарник, ты дальше этой должности не пойдешь, так пожарником и подохнешь". Потом переходил на спорт: "Ты боксеришка зачуханный, сильным хочешь быть, но я тебя одной рукой задавлю. Что, кушать захотелось?"

Конечно, после таких слов и оскорблений пропадал весь аппетит. Мать всегда стояла и молчала, а если когда-нибудь и становилась в мою защиту, то и в свой адрес могла получить множество оскорблений и угроз. И так каждый день, как только я приходил в дом, отец ни под каким предлогом не выходил из кухни.

Я понял, что он меня брал на измор, хотел довести до кипения, чтобы я не выдержал, начал возмущаться. Для него это зацепка меня избить или выгнать из дома. Уже было несколько случаев, когда он говорил: "Не нравится, иди из дома и живи как хочешь".

Сутками я голодным не мог быть, поэтому пришлось идти на наглость и хитрость. Как только я заходил во двор (собака предупреждала отца о моем приходе), быстро забегал в спальню и открывал оконные засовы (маленькие шпингалеты) и снова выходил на кухню. Отец, как всегда, заходил в дом, садился на стул и молча сидел смотрел, что я делаю.

Я, если приходил с тренировки, раскладывал свою спортивную форму, влажную от пота, выносил во двор сушить, затем спрашивал у матери, надо ли ей что-нибудь помочь или сделать и получал отрицательный ответ. Тогда я говорил, что пошел в город или на работу. Выйдя на улицу и зайдя за угол другого дома, я наблюдал за своим двором, дожидаясь, когда выйдет отец гонять голубей. И как только он выходил, я, постояв еще несколько минут, подходил к дому с улицы и чтобы никто не видел, залезал в окно. Один раз напугал мать и сестру. Хорошо, что отец не услышал их крика, а то бы моя хитрость была бы разоблачена.

Я быстро наливал, насыпал, что было из еды и ел, обратно через окно вылезал на улицу и шел по своим делам. Таким путем через окно я потихоньку стал оживать. Хотя в те годы я ел очень мало, да еще и приходилось постоянно сбрасывать лишний вес, готовясь к соревнованиям.

Позже, когда я уже навсегда уехал от родителей и отцу не на ком было сгонять зло, он все те же методы применял к младшей сестре. Она в конечном итоге тоже ушла из дома. Сначала жила у соседей на квартире, а потом вышла замуж и совсем уехала из Кировограда подальше от "любимых" родителей.

Так вот, когда у младшей сестры были такие же проблемы с "питанием", она применяла мой способ открывать оконную раму и принимать пищу через окно.

Старшая сестра после окончания института вышла замуж. Им, как молодым специалистам, дали квартиру. Она тоже съехала из родительского дома. Я долго не мог понять, почему отец такой жестокий, почему так методично выживал своих детей из дома. Только когда я уволился из армии и вышел на пенсию, на одной из вечеринок, где мы отмечали юбилей старшего брата, отец, немножко выпивши, заявил: "Мой родной ребенок – это Александр, а все остальные – нагулянные дети, байстрюки".

Я, конечно, был ошарашен такой речью и спросил: "А Виктор тоже нагулянный?" Он несколько секунд подумал и сказал: "Все вы нагулянные". Все мы мимовольно посмотрели на мать, на что она только и сказала: "Что ты болтаешь, дурак". Вот поэтому отец всех нас ненавидел, ну а меня почему-то особенно.

Прошло еще два года, вечернюю школу я почти перестал посещать, а к весне решил вернуться, но мне классный руководитель сообщила, что за непосещаемость меня отчислили. Мне выдали справку, что я закончил девять классов, а 10-й – прослушал. Но я не сильно расстроился, тогда учеба как-то отошла на второй план.

На первом плане были работа и спорт. На работе нам подняли зарплату до 65 рублей. Я долго думал, сказать ли родителям об этом. Но все взвесив, понимая, что мне ни копейки не дадут, решил эти пять рублей брать себе на мелкие расходы. Тем более, что я уже встречался с красивой девчонкой по имени Виктория. В общей сложности я с ней встречался пять лет и в конечном итоге мы разошлись. Потому что верной женой она никогда не будет для меня.

С одноклассницей Шурой (Александрой) Тендюк мы немного встречались и тоже разошлись. Я по-прежнему боялся ее родителей, а они с недоверием на меня смотрели. Но я бы на их месте, возможно, тоже так смотрел на подобных мне. Возможно, если бы они лучше знали моих родителей и то, как отец ко мне относился, они поняли и изменили бы свое мнение.

После брата Виктора, крестных тети Маруси и дяди Толи, бабушки для меня близкими были родные старшие сестры моей матери – тети Люба и Миля. Они обе потеряли в годы ВОВ своих мужей и до конца дней жили в одиночестве, но не стали холодными и жестокими по отношению к другим людям, а особенно к своим близким родственникам.

В годы скитаний, когда я убегал из дома, а позже отец морил меня голодом и выгонял из дома, я всегда знал, что тетя Люба и тетя Миля меня накормят. Когда бы я ни заходил (в любое время) к ним домой, они не выпускали меня из дома, не накормив меня. Всегда угощали сладостями, давали один рубль на дорогу, и это при том, что сами получали мизерную пенсию. Только посмотрев на их лица, можно было сказать, что это самые порядочные женщины. От них веяло добротой и вниманием, с состраданием они относились к тем, кому плохо или тяжело, добрым словом и делом помогали несчастным, в том числе и ко мне.

У материи много было родных братьев и сестер, но с нами дружили по-настоящему только некоторые из них. Из-за отца и старшей сестры мы потеряли многих близких людей. Отец или старшая сестра обязательно устраивали ругань, скандалы, поэтому многие от нашей семьи отвернулись.

Что говорить о дальних родственниках, если мы даже в своей семье жили каждый сам по себе. Дружбы и сплоченности не было. Если у кого-то что-то получалось, проявлялась открытая зависть. Родители своих детей не учили доброте, помогать друг другу, не прививали любовь к книгам, искусству. Зато процветали жестокость и сплошное издевательство.

Штейников с матерью и младшей сестрой. Фото из семейного архива

Так проходили дни, месяцы и годы. В 1967 году приехал из заключения из Пермской области старший брат Александр. Привез жену Валю. Родителям она не понравилась, особенно отцу, и он стал к ней придираться по всяким мелочам. В конечном итоге она не выдержала давления и с ребенком уехала назад домой.

Наступил 1968 год. Меня до этого часто вызывали в военкомат на медицинскую комиссию. Здоровье у меня было хорошее, попал бы я в подводники, если бы не мои перебитые ушные перепонки. Мне на год дали отсрочку, чтобы я закончил вечернюю школу. Я, как всегда, думал обо всем, но только не о школе. Как-то раз меня вызвали в военкомат и поинтересовались моей учебой, сказали, закончу я школу или нет, к осени 1968 года надо готовиться к службе в Советской армии.

Только тут я понял, что без среднего образования никуда не смогу поступить, что в этой жизни я буду никому не нужен. Тут же вспомнил отцовские слова: "Ты без образования был, будешь и помрешь пожарником". И я пошел в вечернюю школу, где учился, чтобы договориться об окончании учебы, но со мной директор даже разговаривать не захотел.

Я был в отчаянии, но тут на помощь пришли мои наставники по работе Акиншин и Краснюк. Они, как могли, меня поддержали и пообещали мне помочь. Акиншин, будучи старшим инспектором пожарного надзора (он продолжил традиции своего отца, который тоже работал инспектором пожарного надзора, он проводил занятия с нашим караулом и умер из-за остановки сердца прямо в учебном классе на моих глазах) взял меня и пошел вместе со мной по всем вечерним школам города.

Везде нам давали отрицательный ответ, никто не хотел брать на себя ответственность за два месяца до окончания учебного года брать ученика в школу, тем более с девятью классами и сразу в 10-й, никто из директоров школ не хотел рисковать своим положением. Оставалась последняя ВШРМ №1. Мы зашли к директору. Николай Иванович объяснил ему ситуацию и попросил помочь получить мне аттестат об окончании вечерней школы. Тот внимательно нас выслушал и дал добро, но с двумя условиями: первое – я должен был до окончания школы не пропустить ни одного занятия, второе – для химической лаборатории нужен был пустой и целый корпус от огнетушителя ОХП-10. Я от радости вместо одного корпуса привез два, чему директор был очень рад.

Два месяца я посещал занятия регулярно, даже когда дежурил. Краснюк всегда меня отпускал на занятия. И вот пришло время сдачи экзаменов. Русский, украинские языки и литературу я прошел нормально, но с физикой было очень тяжело. Хотя мне и передали шпору (стандартный лист, весь исписанный с обеих сторон), я понял, что за 10 минут, выделенных на подготовку, я не успею переписать. Я просто сел и стал читать ответы на вопросы, а когда ко мне подошел один из членов комиссии, я сказал, что ответы на вопросы я написал на листке, но так как я себя плохо чувствую, сильно переживаю за экзамен, то отвечать не смогу.

Он – взял лист шпаргалку, прочитал ее, потом на меня посмотрел и сказал: "Чтобы вам поставить четверку, я должен задать дополнительный вопрос", тут я понял, что мне пришел конец. Я ему "тоскливо", вызывая жалость, сказал, что я за хорошими оценками не гоняюсь, что согласен на простую тройку. Он меня расспросил о моих дальнейших планах. Я его успокоил, что ни в какой ВУЗ поступать не собираюсь. А осенью иду служить в армию. Он поставил тройку и пожелал дальнейших успехов.

Так я окончил школу и получил аттестат. Моему счастью не было границ. Я пошел к директору ВШРМ и поблагодарил его словесно за доверие ко мне.

Фото из семейного архива

Дальше я оказался на распутье и не знал, что мне делать. Никого не было из близких рядом, чтобы мне хоть что-то подсказать. Я обратился к старшей сестре за помощью. Сказал, что не хочется идти в стройбат служить, так как с моими ушами и слабым слухом дорога была для меня везде закрыта.

Я решил сдать свои документы на факультет физического воспитания педагогического института. Старшая сестра обошла всех преподавателей, которые должны были принимать экзамены и предварительно с ними обговорила мою кандидатуру. По биологии и химии преподавателя (участника ВОВ) тяжело было уговорить о "смягчении" при сдаче экзаменов. Человек он был принципиальный, никаких "блатов" не признавал. Для него основное в своей деятельности было – знания любого поступающего, а не чины и авторитеты других лиц.

Преимущество у меня было – я имел первый спортивный разряд по боксу, четыре года трудового стажа. Я решил, если не поступлю в институт, пойду служить в армии, а там что будет, то и будет в дальнейшей моей жизни.

Жить с отцом под одной крышей стало уже невыносимо. Оскорбления, постоянные унижения, упреки, заставляли меня быстрее мыслить и принимать решение.

Институт не был выходом из этого положения. Даже если бы я и поступил, не представлял свою дальнейшую жизнь. Мизерная стипендия, да и то, если ее еще зарабатывал бы. Жить негде было бы, а на квартире жить я бы не потянул сам. От матери ждать помощи было бесполезно. Свои заработанные деньги я никогда не видел и не получал их от родителей никогда, а тут быть студентом и сидеть на шее у родителей я сам себе даже представить не мог.

Фото из семейного архива

После утренней тренировки (8.00–10.00) целыми днями я бродил по городу и все думал, что мне делать, как мне быть. Старшая сестра постоянно напоминала, что учиться в институте будет тяжело, тем более в моем семейном положении. Просто была безвыходность.

И вот, однажды, когда я шел в центре города мимо автобусной остановки, вдруг услышал, как меня кто-то позвал по имени. Обернувшись, увидел хорошего знакомого Сашку Коргана. Мы с ним тренировались в одной секции бокса, учились в вечерней школе. Он был в курсантской форме и торопился на железнодорожный вокзал, уезжал в Одессу из отпуска.

Он меня на ходу расспросил, как и что я делаю. Я ему рассказал, куда хочу поступать. Он начал отговаривать: не поступай в институт, по химии завалишься и пропадет год, а там армия и неизвестность. Написал мне адрес Одесского артиллерийского училища и сказал, чтобы я до 25 июля отправил документы в приемную комиссию. Я совсем оторопел от его предложения. Сказал, что у меня в институте хоть маленький блат есть, а в военном училище никакого нет, да и учеба там не легче, чем в институте.

Он меня успокоил и заверил: "Прямо сейчас иди, забирай документы из института и срочно отправляй их в Одессу. За все остальное не переживай, я тебе помогу при поступлении". Он сказал, что в училище очень ценятся спортсмены. И что на экзамене по математике ему поставили двойку, но приняли только из-за того, что он разогнал (побил) около взвода курсантов третьего курса (вынужденная оборона).

В те времена за каждым курсом закреплялись умывальные комнаты с туалетом. На первом этаже умывальная комната была закреплена за взводом курсантов третьего курса. Туда, кроме них, никто не имел права заходить. Если из младших курсантов кто-то заходил, его заставляли убирать всю умывальную комнату и туалет.

Александр приехал поступать в училище. Будучи в гражданской одежде и не зная этих "порядков" зашел в туалет по своей необходимости. Один из курсантов увидел, что в туалет зашел молодой кандидат и начал его заставлять убирать туалет, а другой курсант стоял и наблюдал в стороне. Саша отказался убирать и курсант стал кулаком размахивать перед его лицом. Александр всегда боксировал в полутяжелом весе при росте 180–182 см.

Курсант, видя, что руками попасть не может в лицо, давай бить ногами, ну и, конечно, получил хороший удар по корпусу и опустился на пол. Второй курсант выскочил из туалета и давай кричать как сумасшедший: "Третий курс – молодые бьют". Поскольку были летние каникулы, то, кроме курсантов, больше никого не оказалось в училище. Услышав крики о помощи, остальные курсанты стали выбегать из класса и бежать в туалет. Но в туалете коридорчик был узкий, больше двух человек не могли пройти. Курсанты забегали, лезли драться, кто кулаком, кто ногами, но особо Саше вреда не причиняли. А он, имея преимущество в росте (руки длиннее), по одному курсанту заваливал на пол.

Этот случай с дракой дошел до руководства училища. Когда разобрались, то виноватыми оказались курсанты третьего курса. До самого выпуска над ними смеялись, что один молодой кандидат разогнал взвод 30 человек. После этого авторитет у Саши высоко поднялся. Он стал чемпионом Одессы, получил разряд кандидата в мастера спорта СССР.

Я все взвесил. Дома мне не жить, поэтому решил поехать в Одессу. Уже даже забыл, что у меня перебитые перепонки и что медкомиссию я не пройду. Думал только об том, как быстрее уехать из Кировограда подальше от "любимых родителей". Решил, если не поступлю в училище, то хоть Одессу посмотрю.

Пошел в институт забирать документы. Возвратили мне их с большими трудностями, пришлось дойти до самого ректора. Объяснял ситуацию, немного добавив от себя "разного", и только после этого он дал команду вернуть мне документы.

Я сразу на почту, отправил ценным письмом свои документы в Одесское артиллерийское училище. Было 23 июля, а документы принимали до 25 июля. Стал ждать вызов из училища. Ждал до 1 августа, но вызова так и не дождался. Написал Саше Коргану письмо в училище. Он тут же ответил и написал, чтобы я срочно приезжал.

На работе взял плановый отпуск, взял старый пошарпанный портфель с туалетными принадлежностями и выехал. Родители ничего не знали. Я им не рассказал, что сначала хотел поступать в институт, а затем в военное училище. Матери сказал, что взял отпуск и еду в Одессу.