+4 Киев
Сегодня ночь прошла совсем беспокойно. Все время упорно и громко стреляли орудия. Кое-кто говорит, что были взрывы, но ничего не определишь теперь, особенно, если все время громыхает. Это вторая ночь со стрельбой.
Утром принесли газету. Она, против обещаний наших теперешних правителей, выходит ежедневно. В ней новый приказ, который наша коммуна приветствовала как сдвиг в сторону конца. Снова "с целью защиты населения" (не как-нибудь!) выселяется Шевченковский поселок возле дачи Кульженко, Приорка, Голосеево и Демиевка, Васильковская (Демиевская) и Васильковское шоссе, та сторона, что к Днепру. Срок им до восемнадцати часов во вторник. После этого пребывающим в запретной зоне – расстрел. Мы – стратеги – определяем приближение фронта от Дымера и от Обухова.
Семь месяцев нет моих, а сколько еще ждать? И если раньше потеря вещей не имела значения, то теперь обидно, что ничего не сохранила для них
У нас не было ни одной картошки. Несмотря на воскресные облавы, пошли на огород. Пока зашли за Дунечкой, потом на Кузнечную (оттуда шли Элеонора Павловна, Катерина и Мария Викентьевна), было уже двенадцать часов. Это мое последнее, самое печальное путешествие на город. Все очень знакомо и оттого нестерпимо грустно. Сегодня был очень жаркий день, а тени не было совсем. Демиевка, не спеша, переезжает.
Не пошли лесом, там было бы еще тоскливее. И, кроме того, вчера была устроена облава на женщин, которые ходили к Красному трактиру на общественные огороды. Наша картошка в яме цела. Кроме нас, на всех огородах нигде ни одной души. Кто-то из соседних хозяев посеял уже озимый хлеб, а теперь его выселяют.
На поле канонада слышна так, что даже как-то не по себе делается. Потом где-то близко стреляло орудие, и снаряды свистели противно над головой. Нас было семеро. Сейчас душный, совсем летний вечер. В стороне Демиевки вспышки не то выстрелов орудий, не то грозы, уж не знаю теперь.
Тонкий прожектор часто и очень коротко освещает небо и сейчас же гаснет. Очевидно, советский. Перед вечером у нас звенели стекла от выстрелов орудия, которое возле нас. Сейчас совершенно тихо. Только молодежь во дворе поет немецкие песни. Я пишу в печке при каганце, потому что в нашей комнате нет ни единого стола и только один стул. Часть коммуны спит уже на своих бивуачных местах, а часть сидит на балконе, и все друг друга спрашивают:
– Когда же конец нашим испытаниям?
Сегодня третье число. Семь месяцев нет моих, а сколько еще ждать? И если раньше потеря вещей не имела значения, то теперь обидно, что ничего не сохранила для них. И ничего не могу сделать, как и все время ничего не могла сделать, чтобы им помочь.
Где-то Нюся теперь? Удалось ли ей добраться до Каменца к своим? Увидимся ли когда-нибудь?
