+11 Киев
Крымское направление, Херсонская область – это были приоритетные направления для противника. На наше подразделение наступали примерно в пять раз превосходящие силы противника
– Виктор Александрович, добрый вечер.
– Добрый вечер.
– Вы полковник, командир прославленной 36-й бригады морской пехоты.
– Да, именно так.
– Бригады, которая сегодня находится на острие атаки рядом с Херсоном. Не будем говорить, где именно. Вы ведь родились в Херсоне?
– Да, родился в Херсоне. В Херсонской области. Населенный пункт называть не буду… Меры безопасности.
– Херсон – непростое слово для каждого украинца. Потому что я думаю, что многие наши сегодняшние беды начались именно оттуда, с херсонского направления. При том что у нас были минные поля на границе с Крымом, при том что там узенькое горлышко, при том что все были готовы, все понимали, что если враг пойдет, то он пойдет из Крыма... Как так получилось, что Херсон пал мгновенно, открыв двери на Мариуполь, на Мелитополь, на Запорожскую область?
– Ну, понимаете, крымское направление, в частности Херсон, Херсонская область, Чаплынка, Каланчак, Геническ – это были приоритетные направления для противника. Просто никто из нас на тот момент не ожидал, что будет нанесен такой мощности ракетно-бомбово-артиллерийский удар по нашим подразделениям. И, соответственно, то количество подразделений, которые, я думаю, в достаточном количестве находилось на границе со временно оккупированным Крымом, было готово, но не к такому количеству артиллерийских средств и авиации противника, которое было задействовано. Я считаю, это одна из основных причин. Ну и сформировавшиеся ударные кулаки по всем направлениям... На наше подразделение наступали примерно в пять раз превосходящие силы противника. Это без учета артиллерии и авиации, которые работали по передовым позициям наших подразделений.
– Хорошо. Но сегодня говорят о предательстве в украинской власти и армии. И даже найдены первые виновные. Предательство действительно имело место?
– Ну, я как военный не имею права рассуждать. Это будут делать более компетентные органы. Я не знаю. Подразделение удерживалось с 2014 года, позиции оборудовались, фортифицировались, минные поля удерживались, резервы удерживались, артиллерия постоянно находилась на запасных огневых позициях. То есть со стороны военных судить о предательстве мы не имеем права, потому что этого не было.
– Для вас война стала неожиданностью? Или вы понимали, что она рано или поздно начнется?
– Я понимал. И до этого службу проходил свою в Крыму, начиная с лейтенанта, с 2008 года. Уже после оккупации Крыма для меня было понятно, что Крымом это все не закончится. После выхода из Крыма на протяжении четырех месяцев все развернулось на Донбассе. И это еще более определило мои взгляды на все происходящее. Но я думал, что это будет быстрее.
– Вы в Крыму были одним из немногих украинских военнослужащих, которые вышли из Крыма, не предали, не изменили присяге.
– Ну как "немногих"... Треть 36-й бригады береговой обороны покинули Крым и продолжили службу в рядах Вооруженных сил Украины.
– Тяжело было тогда в Крыму?
– Не то что тяжело – просто непонятно. Никто не знал, что будет дальше, скажем так. Ну и, соответственно, чуть щемило в душе то, что придется расставаться со своими друзьями, какими бы они ни были, которые не из числа военнослужащих, скажем так. Понятное дело, что те, кто остались там, окончательно поставили крест на каких-либо отношениях. С ними я мгновенно перестал поддерживать связь. Просто жалко. И так все оставить – очень больно.
Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube
– Первый день полномасштабного вторжения России в Украину – вспомните, пожалуйста, как вы встретили эти минуты. Что вы ощущали?
– На тот момент я находился на командном пункте "АТО-Схід", на донецком направлении. Все началось с массированного обстрела позиций 53-й отдельной механизированной бригады, которая находилась на тот момент в районе Волновахи, откуда, в принципе, и начался пролом этой орочьей орды. Как их еще назвать?
Доходило до того, что пленные российские офицеры рассказывали, что в Украине они оказались на игровой модуляции ведения боевых действий. Бред полнейший
– Ваши ощущения, когда началось. Что вы подумали?
– Ну, ощущение было одно: "Ну вот и началось". То, чего ждали, то и началось.
– Думать было некогда?
– Думать было некогда, да. Надо было принимать какие-то решения. И начинать как-то выстраивать оборону, думать о резервах, об артиллерии и обо всем.
– Вы были готовы, оснащены к началу войны? Техника, бронежилеты, каски – все было нормально?
– Конечно. Полностью обеспечены были. Подразделения, которые выполняли задачу на переднем крае обороны, на донецком направлении, как личным составом, так и техникой, исправным вооружением, боеприпасами, припасами продовольствия, воды [были обеспечены]… Были созданы запасы. В принципе, да, мы были готовы. Поэтому донецкое направление до сих пор и держится. Годами там все выстраивалось. И все просчитывалось.
– Первые смерти, которые вы лично увидели, помните?
– Честно, их просто было очень много. Когда были именно первые, я даже не готов сказать. Весь этот отрезок прошел, грубо говоря, как неделя. Понимаете? Эти четыре месяца в диком режиме, в таком темпе... Смертей, к сожалению, пришлось увидеть много.
– Больше все-таки россиян или наших?
– Соотношение, я думаю, где-то приблизительно 50 на 50.
– Все-таки.
– Да.
– Что вы ощущали, когда ребята, которые с вами служили, погибали на ваших глазах?
– Больше ощущал все-таки несправедливость и, наверное, какую-то ненависть к противнику. Хотелось за всех ребят, за всех пацанов, которых либо знал, либо с которыми познакомился уже в ходе ведения боевых действий, спросить со всей ответственностью с противника за такие поступки.
– Вы с пленными русскими общались?
– Да.
– Что они говорили? Общий их портрет какой?
– Общий портрет... Все в Российской Федерации работает на ура. Вплоть до кадровых российских офицеров. Все там по наезженной пластинке. "Мы не знали, что мы тут делаем. Нам никто ничего не говорил". – "Ну как? Ты приехал в область, тебя заставили стрелять, по тебе стреляют в ответ. И ты не понимал, что ты делаешь?" – "Ну нам говорили..." Доходило до того, что это была игровая модуляция ведения боевых действий. Бред полнейший. Это я слышал от российских офицеров, которые были пленены в Донецкой области.
– Врали?
– Врали, конечно. Страх берет свое. Когда ты уже попал в плен, и, грубо говоря, у тебя безысходность... Хотя к ним нормально относились. Никто никого не бил. Если надо было оказать медицинскую помощь, ее оказывали. Кормили, водой поили. Все как прописано в конвенциях. Никто ни над кем не издевался. Но страх в их глазах читался, и очень хорошо.
– Ну как же? К фашистам попали...
– Да, к фашистам. Сейчас мы кого-то съедим, кого-то разопнем на дереве, на стволе танка. Бред российской пропаганды делает хорошо свое дело.
– А какой портрет российского солдата. Что это за люди?
– Это... На мое мнение как офицера, это грязные, неухоженные, вонючие дураки, которые пришли на нашу землю. Грубо говоря, командному составу плевать на своих подчиненных. Особенно мне бы хотелось подчеркнуть: все эти квазиреспублики, так сказать... Когда Российская Федерация поняла, что она несет там потери по личному составу, и довольно-таки основательные, в одном из населенных пунктов мы взяли в плен восьмерых человек. Один российский офицер из подбитого БМП, механик-водитель и наводчик. То есть это личный состав, который целенаправленно учился управлять этой техникой, которая стоит десятки тысяч долларов. И самое поразительное, что меня убило: вся пехота – это были мобилизированные либо кадровые военные [группировки] "ДНР". Я говорю: "А в чем смысл? Как вы действуете?" Говорит: "Та мы этих дураков пустили как мясо. Они выбежали, вы по ним начали стрелять – и мы уже определяли, откуда огонь ведется и уже потом точечно работали по вам". Вот кем их считают русские братские солдаты и офицеры.
Если на херсонском направлении все будет идти так, как сейчас, то я скоро вернусь домой. Я говорю про Крым, чтобы вы понимали
– А как российская армия подготовлена?
– Подготовлена по книжке. Ни шагу влево, ни шагу вправо. Я так понимаю, что мыслить нестандартно российских офицеров не учили. Вот как книжка пишет – так они и действуют. Это, в принципе, хорошо: можно всегда прочитать, какие будут следующие действия, где они будут разворачиваться. И там же можно их хорошо и приятно встречать огнем артиллерии.
– Техника устаревшая?
– Нет. Все, что мы взяли: допустим, трофейные образцы техники – вся техника 2019-2020 годов с пробегом буквально 700-800 км. То есть я так понимаю, они совершили марш железнодорожным транспортом на границу с Ростовской либо Таганрогской областью, Краснодарским краем – и потом уже заехали своим ходом. Весь километраж практически они накатали по Донецкой области.
Фото: 36 окрема бригада морської піхоти імені контр-адмірала Михайла Білинського / Facebook
– То есть техника новая относительно?
– Техника новая, да.
– Значит, они готовились последнее время.
– Да.
– Наша техника была хуже на первых порах? Снарядов не хватало...
– Ну действительно, дефицит был. Ну и сама техника... Если брать бронированную технику – да, чуть-чуть у нас были модели устаревшие. Но так как мы находились в обороне, [был паритет в вооружении]…
– Как вы считаете, что будет на Донбассе? Луганскую область они почти взяли, но все-таки еще не всю. Правда?
– Да, еще осталось. Еще там ребята держатся. За что им честь и хвала.
– Что будет с Донецкой областью? Мне говорят военные, что ни под каким видом русские не возьмут Донецкую область. Ваше мнение?
– Понимаете, сама география Донецкой области, скажем так, очень тяжелая из-за барьерных рубежей, водных препятствий и рельефа местности. Ввиду того, что у нас месяц-полтора осталось хорошей погоды, и с началом массированных дождей, циклонов, которые…
– Размывают все.
– Да. А основное там – глина. И измотанные русские солдаты сейчас могут повторить "подвиг" Наполеона под Москвой. Изнурительными боями измотанные, сейчас попадут под плохую погоду. Это не будет особо располагать к успешному ведению боевых действий.
– Вы тоже считаете, что они Донецкую область не смогут захватить?
– Ну конечно нет. Я же военнослужащий вооруженных сил Украины. Конечно, не смогут.
– Переходим к херсонскому направлению, на котором сейчас сосредоточены огромные силы России. Они подтянули войска отовсюду, как я понимаю. Войска идут и из Крыма, и из Мариуполя, и передислоцируются из Луганской областей. Они понимают, что мы будем наступать. Благодаря западной технике в том числе и, может, прежде всего благодаря HIMARS. Но я так понимаю, что для Путина вопрос удержания Херсона – это сегодня задача №1. Потому что если мы вернем Херсон, я не знаю, что он будет рассказывать обдолбанному российскому населению. Это будет началом его конца фактически. Что, на ваш взгляд, будет с Херсоном и с Херсонской областью?
– Ну если все будет идти так, как сейчас идет, то я считаю, что скоро вернусь домой. Я говорю про Крым, чтобы вы понимали. Потому что освобождение Херсона – да, это время, но это вполне реально. Вот наши бойцы – слава им – на передовой это доказывают. Как бы страшен враг ни был и как бы его ни рисовали, но все возможное делают. Понимая, что напротив тебя стоит такой же человек, только не на своей земле и у которого мотивация для обороны этой земли одна только – его могут сзади загрядотряды ФСБ или, не знаю, ФСО, расстреливать. Это его главная мотивация. У нас мотивация одна: это защита своих земель. Тем более, большинство ребят – это выходцы из Николаевской, Херсонской области, которые еще были призваны зимой. Там у 30% остались свои дома и свои земли. Это главное, что мотивирует. И радует то, что таких большинство. У наших побратимов из соседних бригад такая же ситуация. Никто не собирается останавливаться либо давать заднюю.
– Мы заберем Херсон обратно?
– Обязательно.
– Время вы можете назвать?
– Нет, я загадывать не буду. Ну чтоб сбылось, вы сами понимаете. Но мы приложим максимум усилий, чтобы это сделать в ближайшее время.
Приятно осознавать, что только от одного слова HIMARS наши оппоненты начинают мочить и замазывать штаны. Хорошее слово само по себе
– Ну а после Херсона на Крым пойдете?
– Ну да. Можно расходиться в две стороны: спускаться южнее, на Крым... А вторая группировка по дороге этих кацапов пускай идет в сторону Мелитополя и Мариуполя. Это тоже дорогие места для нас, скажем.
– Виктор Александрович, хочется в Крым вернуться?
– Конечно, хочется. Просто интересно посмотреть, что ж эти негодяи там сделали за восемь лет.
– Скажите, западная техника классная?
– Да. Западная техника делалась для людей, скажем так.
– У вас в бригаде есть западная техника?
– Да, образцы техники, которую мы получили по материально-технической помощи, присутствуют. И мы ее очень эффективно используем.
– HIMARS видели?
– Видел.
– Ну какой он, чудо-HIMARS.
– Ну как... Обычный автомобиль с пусковыми установками. Зато приятно осознавать, что только от одного слова HIMARS наши оппоненты начинают мочить и замазывать штаны. Вот и все. Хорошее слово само по себе. Оно как Snickers, только HIMARS.
– Да. Мне ребята говорят, что очень простая техника в употреблении. Буквально одна кнопка – и все.
– Реально, да, так и есть.
– Координаты вбили – и кнопка.
– Да. Все сделано для людей, еще раз говорю. Если у нас это куча каких-то рычагов, молотков, ломов, чтобы навести орудие и произвести первый выстрел, то там даже не надо замазывать руки. В лучшем случае ты можешь антисептиком обработать их и нажать на приборной панели – на сенсорной! – координаты. И все.
– То есть главное – быстро приехать и еще быстрее уехать?
– Да. Я думаю, времени будет хватать. Система отрабатывает мгновенно. Углы наведения и саму работу обеспечивают... Там хватает до четырех минут, чтобы взять координаты и вычислить направление для стрельбы, произвести стрельбу – и уже собираться с тихой грустью ехать в блиндаж и пить чай. Пока они будут чесать репу и думать: "Ого, а что ж это произошло такое?"
– Вы видели результаты работы HIMARS?
– Я видел только в новостях.
– Скромно сказали вы.
– Я видел, как они работают. И уже в новостях мы видели результат этой работы. Так что я понимаю, что довольно серьезный урон они наносят.
Фото: 36 окрема бригада морської піхоти імені контр-адмірала Михайла Білинського / Facebook
– Это правда, что с появлением HIMARS в войне произошел перелом?
– Реально. Мы получили превосходство как в дальности, так и в эффективности, в быстроте. Это основные критерии, которые являются успехом на войне. Я не знаю, сколько сейчас установок, но если бы их было в три раза больше – вы представляете, какая бы паника посеялась в рядах российских солдат? Я считаю, что эта система залпового огня прошла испытания в реальных боевых действиях очень хорошо. Так что мы готовы от наших стран-партнеров принимать еще и еще. Только уже с дальнобойными снарядами.
– Ребята, которые находятся у вас в подчинении – офицеры, солдаты – какие они? Коллективный портрет?
– Понимаете, коллектив разношерстный. Ввиду той беды, которая произошла со старым составом 36-й бригады… Это, конечно, отложило кое-какой отпечаток на людей. Но не сломало людей. Наоборот, это дополнительная мотивация для наших военнослужащих. Потому что офицеры старого состава, которые остались, постоянно ведут работу с личным составом и рассказывают о подвигах, о тех хороших вещах, которые делали военнослужащие нашей бригады. И оно имеет место быть, и имеет право на жизнь дальше. История осталась историей. А личный состав бригады пытается приумножить, что у них получается. Они только развивают бригаду. Общий портрет... Портрет как у любого солдата, защитника, скажем так, казака с южных земель Украины.
– Лично вы человек героический. Полный кавалер ордена Богдана Хмельницкого – это дорогого стоит. Скажите, примеры героизма среди своих подчиненных были?
– Да, и очень часто. Я видел, как боец разведроты, когда узнал, что к нему подходит диверсионно-разведывательная группа 22-го полка спецназа РФ... Он тогда мылся в душе. Он успел на себя надеть одни трусы, бронежилет, встал в полный рост с пулеметом на огневую позицию – и без грусти в глазах начал их поливать огнем. Он, грубо говоря, один не дал развить успех этой диверсионно-разведывательной группе.
– Выжил?
– Выжил, все нормально, без ранений.
– Наградили парня?
– Наградили. Ну а как же без этого?
– Назовем фамилию, чтобы маме приятно было?
– Нет, лучше не будем.
Я не Ванга, не могу сказать, когда закончится война. Чем быстрее, тем лучше. Но не хочу загадывать, чтобы сбылось
– Хорошо. Скажите, пожалуйста, на войне страшно?
– На войне страшно. Не боится только дурак. Когда в тебя стреляют – понятное дело, рецепторы срабатывают. И привыкать к этому тоже нельзя. Потому что это чуть-чуть может ослабить все твои чувства. Самосохранение – главное. К сожалению, я видел и встречал таких людей, которые уже ко всему привыкли, и чувства страха у них просто не было. Страх должен присутствовать всегда. Страх дает тебе право на жизнь.
– Вам лично было страшно так, что просто кошмар?
– Да, было. Я же тоже живой человек.
– Что это за ситуации были?
– Ну это были ситуации, когда мы попадали в оперативное окружение на донецком направлении. Было страшнее не за себя, а за подчиненных... Надо было спасти им жизни, вывести, найти место, куда можно пройти. За это – да, было страшно. Но слава Богу, все получилось.
– Вы хоть раз на войне плакали?
– Да, как и любой человек. Плакал из-за гибели близких друзей, родных мне людей. Потому что каждый солдат, каждый сержант, каждый офицер в подразделении, которым я командовал, – как ни крути, а все равно будет родным человеком. Мы вместе с ним могли сидеть, пить чай в окопе, кушать в столовой на блиндаже, и ты можешь узнать, что буквально через полчаса-час после отъезда с позиции он погибает. Ну... Это очень сильно бьет по психике. Да, слезы накатываются. Накатываются, когда ты везешь своего погибшего бойца на похороны родителям и видишь все эти слезы. Это очень тяжело. Но, к сожалению, на войне не без потерь. Радует то, что пока память о них живет, они будут рядом с нами всегда.
Скриншот: В гостях у Гордона / YouTube
– Сколько часов в день вы спите?
– 3-4 часа.
– Каждый день?
– Ну не каждый день. Бывали времена – и по 3-4 дня не спал.
– Вам сны снятся?
– Честно – большинство не запоминаю. Но бывает, такая ерунда в голову залезет... Ну, как говорят, дурак спит – дурное снится. Ну ужас просто. Но не связано с войной. Какая-то абстракция. Меня врачи успокаивали: "Ты знаешь, мозг отдыхает и дает свободу эмоциям. Вот поэтому такая ерунда и снится". Говорят, это хорошо.
– О чем бойцы говорят в перерыве между боями?
– О разном. Кто вспоминает семью свою, кто вспоминает дом, кто вспоминает родителей... Кто-то хочет, чтобы было еще больше боеприпасов и ресурсов для ведения боевых действий. Большинство, конечно, вспоминает своих погибших друзей.
– Песни поете иногда?
– Честно... Крайнюю песню я слышал, как пел вроде бы замкомандира 503-го батальона. Мне было за честь командовать этим подразделением на донецком направлении. Он хорошо играет на гитаре. Просто снять стресс после очередного боя. Говорит: "Могу спеть". Я говорю: "Ну давай".
– Семью когда последний раз вы видели?
– Жену с детьми видел где-то недели три – три с половиной назад, а родителей – в начале марта. На 8 марта я уже матери не смог дозвониться, чтобы поздравить.
– Я не сомневаюсь, что вы постоянно думаете о том, когда закончится война. Когда это случится, по-вашему?
– Правда, я не Ванга, не могу сказать. Конечно, хочется, чтобы закончилась. Сильно переживаю за своих родителей. Я сильно переживаю за всех своих друзей из 36-й бригады, которые в плену сейчас находятся… Чем быстрее [закончится война], тем лучше. Но опять же, не хочу загадывать, чтобы сбылось.
– Когда мы победим и когда вы вернетесь домой, что сделаете первым делом?
– Родных обниму. Мать, отца и собаку свою, овчарку немецкую. И сяду, наверное, поплачу хорошенько часа на два, а может и три. А потом высплюсь. Ну и дальше служить буду. Потому что работы после войны тоже будет очень много.
– Я вам хочу сказать спасибо. Тысячу раз спасибо вам и в вашем лице всем ребятам, которые сейчас защищают Украину. Я хочу вам пожелать, чтобы вы остались живыми.
– Спасибо большое, Дмитрий.
– Чтобы вы победили, чтобы мы победили. Держитесь. С вами вся Украина, с вами весь мир. Мы вас любим и ждем домой.
– Спасибо. Все будет хорошо. Мы все делаем свою работу. Мы, офицеры, для этого учились, заканчивали военные институты. Мы учили для этого наших матросов, солдат. Раз пришло время – значит, оно пришло. Пора дань стране отдавать, как ни крути. Мы все госслужащие, мы все давали присягу Украине. И поэтому мы будем работать только ради вас, чтобы вы были в мире, в достатке. И чтобы не прилетали вам никакие снаряды. Мы для этого будем это все делать. Потому что у нас есть долг. Это не пустое слово. Есть присяга. У нас, морпехов, есть еще клятва морского пехотинца. Так что мы этого всего придерживались и будем придерживаться.
– Спасибо вам. Держитесь. Слава Украине!
– Героям слава!
