$39.22 €42.36
menu closed
menu open
weather +10 Киев

Киевлянка Хорошунова в дневнике 1944 года: Нет радости возвращения в свободный Киев, о чем так страстно мечталось G

Киевлянка Хорошунова в дневнике 1944 года: Нет радости возвращения в свободный Киев, о чем так страстно мечталось Разрушенный Малый пассаж в Киеве
Фото: Fortepan.hu

"ГОРДОН" продолжает серию публикаций из дневника Ирины Хорошуновой – художника-оформителя, коренной киевлянки, которая пережила оккупацию украинской столицы в годы Второй мировой войны. Этот документ – уникальное историческое свидетельство, не воспоминания, а описание событий в реальном времени. Редакция публикует дневник в те даты, когда его писала Хорошунова, которой в момент начала войны было 28 лет. Сегодня мы представляем последнюю запись от 28 апреля 1944 года.

28 апреля 1944 г., пятница

Мы в Киеве. Сегодня на рассвете мы с Нюсей вернулись в Киев. Нужно ли говорить какие-нибудь слова? Не стоит. Они все равно не передадут того, что чувствуешь. Я так рвалась в Киев в надежде, что живы мои Таня, Леля, Шурка. Но едва мы вошли во двор нашего дома на Андреевском спуске, как мне сказали, что они погибли. Мне не на что больше надеяться.

Есть ли сейчас семья, в которой война не унесла бы близких? Кажется, неизбывным горем наполнена наша многострадальная земля

Нас ждали на Андреевском. Не имея никаких известий, они предполагали, что мы все же добрались до Каменца. И теперь, после его освобождения, ждали нас со дня на день. В маленьком домике, выходящем окнами на улицу, живет теперь Любовь Васильевна, а ниже этажом – Надежда Васильевна. Комната Любови Васильевны разгорожена пополам диктовой перегородкой, и одна половина, размером в девять метров, предназначена для меня. Здесь мы и будем вместе с Нюсей.

Но нет радости возвращения в свободный Киев, о чем так страстно мечталось. О том, что мою семью убили еще в марте прошлого года, здесь, на Андреевском, знали уже тогда же от двух жильцов дома, служивших в гестапо. И снова нужно собрать все мужество, чтобы выдержать это известие. Потому что все время жила надежда на то, что они все-таки живы.

Погибли Воробьева и ее семья. Погибли все, кого забрало гестапо. Никто, никто не вернулся. И убит Алеша, сын Надежды Васильевны и Николая Иосифовича. Убит в своем первом бою при освобождении Брусилова, который находится в 15 километрах от Киева. Алеша только прошел со своей частью мимо Киева, и был убит через две недели после освобождения его родного города.

Здание Министерства иностранных дел в Киеве. 1944 год. Фото из книги Дмитрия Малакова Здание Министерства иностранных дел в Киеве. 1944 год. Фото из книги Дмитрия Малакова "Киев 50-х"

Мы сразу узнали о многом из того, что было. В конце октября все население города было изгнано или вывезено. Гестаповцы и полицейские выискивали киевлян, силой загоняли их в эшелоны или просто гнали из города. Надежда Васильевна и Любовь Васильевна удержались в Киеве до 4 ноября, перепрятываясь в разных местах. Но все же 4-го захватили и их – и в закрытых вагонах вывезли в направлении Фастова. Когда эшелон становился где-то возле леса, Надежда Васильевна и Любовь Васильевна, пользуясь знанием немецкого языка, попросили конвой выпустить их. И больше не вернулись в эшелон. Они скрылись в лесу и бежали через него несколько километров до ближайшего села. А там оказались прямо на фронте. Вместе с жителями села пережили несколько дней боев. И только 8 ноября пешком вернулись в Киев.

Николай Иосифович с сестрой укрывались в подвале больницы, в которой он перед тем находился. Период его беспамятства прошел. И сразу после освобождения Киева сознание вернулось к нему. Но похоронная, которая пришла в конце ноября, была слишком страшным ударом. Он слег, открылся туберкулезный процесс. И хотя он еще жив, надежды на его выздоровление нет. Надежда Васильевна мужественно переносит свое горе. Они знают, что Алеша в Свердловске окончил военную школу. Прошагал с полком от Урала до Украины. Так и не увидела Надежда Васильевна своего сына. А ведь в нем была вся ее жизнь. Ему летом прошлого года исполнилось 19 лет.

Так распорядилась бесчеловечная, неумолимая война. Есть ли сейчас семья, в которой война не унесла бы близких? Кажется, неизбывным горем наполнена наша многострадальная земля. Будь она проклята, война, и фашизм, ее породивший! Она еще идет. Сколько жизней еще унесет она! И на фронте теперь Галя. Об этом теперь нельзя забыть ни на минуту.

Часто налетали немецкие самолеты, которые обстреливали или бомбили поезд. Хотя на всех вагонах сверху были большие красные кресты

Сегодня я кончаю писать свой дневник, который вела почти три года. Передо мной на столе записки, которые велись до 2 марта прошлого года. Они пролежали в земле с марта до ноября. А потом их откопали и сохранили мои друзья. Мне осталось дописать немного. Только о том, как мы возвращались в Киев. Это будут последние страницы записок. Пусть останутся они памятью обо всем, что было в эти страшные годы. Памятью обо всех погибших.

Мы выехали из Каменца в ночь на 24 апреля. Начальник госпиталя выполнил просьбу генерала о помощи мне. Уже 18 апреля стало известно, что в Киев отправляется санитарная летучка с самыми тяжелыми ранеными. И сразу в число сопровождающих летучку были зачислены Нюся и я.

Киевляне разбирают завалы на Хрещатике. Фото: kpi.ua Киевляне разбирают завалы на Хрещатике. Фото: kpi.ua

Собирали летучку несколько дней. Это должен был быть первый поезд, который уходил из Каменца после восстановления разрушенных железнодорожных путей. Состоял поезд из теплушек и одного пассажирского вагона, в котором размещались медперсонал и кухня. Раненых клали на матрацах прямо на пол теплушек. Это все были самые тяжелые — с черепными, кишечными и легочными ранениями. Грузили летучку весь день и до вечера 24-го. И ночью отбыли из Каменца. Двигались медленно.

Самое трудное в этом пути было то, что часто налетали немецкие самолеты, которые обстреливали или бомбили поезд. Хотя на всех вагонах сверху были большие красные кресты. В эти моменты необходимо было, не считаясь с трудностями, перепрыгивать из вагона в вагон, потому что при приближении вражеских самолетов раненые начинали страшно кричать. Они боялись, что их бросили. У нас с Нюсей теперь вместо палат были теплушки. И нужно было хоть немного облегчить положение раненых. Просто счастье, что ни одна бомба или снаряд не попали в летучку. Только мерзко свистели пули и стучали по крышам вагонов, когда немецкие самолеты обстреливали поезд с бреющего полета.

Но вот прошли эти почти четверо суток. И сегодня на самом рассвете поезд прибыл в Киев. Сейчас сделаны подъездные пути к самой Лукьяновской больнице, где теперь госпиталь. Состав подали туда, прямо к воротам больницы. Начальник летучки сразу подписал нам отпускные документы и разрешил идти.

Мы вышли в город. Вот он — Киев. Он есть. Он жив. Было раннее утро, светлое, солнечное. Направо от нас — дорога на Бабий Яр. На ней пустынно. Мы повернули на Дорогожицкую. В этой части города почти нет следов разрушений. Здание дома партийной пропаганды КВО. Оно уцелело. На фоне голубого неба светлым кружевом зеленели деревья весенней листвой. Негромко воркуя, важно бродили по тротуарам голуби. Навстречу нам шли свободные советские люди.

Предыдущая запись в дневнике – от 17 апреля.

О личности автора мемуаров об оккупации Киева – Ирины Хорошуновой – и том, как сложилась ее жизнь после войны, а также о судьбе самого дневника читайте в расследованиях издания "ГОРДОН". Полный текст мемуаров публикуется в спецпроекте "Дневник киевлянки".

Редакция благодарит Институт иудаики за предоставленные материалы.

За идею редакция благодарит историка и журналиста Александра Зинченко.