+11 Киев
"Конечно, больно. Мое село родное в оккупации. Я знаю, какие там трагические события произошли... [Мне рассказывал] мой друг Иван – мой близкий товарищ, земляк, он на три года младше меня, я ему щелбаны в школе давал, а потом он стал мощным фермером. Сам себя создал. Из ничего! Трудяга колоссальный! Работу давал людям, село поддерживал как мог", – рассказал Макаренко.
По словам его товарища, в Тарасовке было много чеченских и бурятских солдат.
"Это вообще уникальная история... Как он мне рассказал, у него стояли в доме чеченцы и буряты. И буряты чеченцам ноги мыли. Он это видел! И он был в шоке, – рассказал Макаренко. – Однажды он звонит мне – связь, слава богу, была – и говорит (я перехожу на украинский, на наш суржик, на котором говорят в Запорожье): "Толя, ти чуєш?" – "А що там таке случілось у вас?" – "Там стоять чечени і буряти. Оце приїхали й сказали, що завтра треба вийти в поле. Бо приїде російське тєлєвідєніє і буде знімать, як я благодарно буду сіять для них пшеницю". – "І що ти рішив, Ванєчка?" – "Я або сам застрелюсь, або когось із них застрелю, але в поле не вийду".
Макаренко посоветовал другу вместе с семьей срочно эвакуироваться.
"У него получилось, он выехал. А несколько наших общих знакомых – фермеров, подчеркиваю – остались там. Прошло время, Ваня набирает меня и говорит: "Знаешь, что с этими ребятами? Холмики". – "Какие холмики?" – "В степи". Их убили. Что можно сказать? Какое оправдание этому можно найти? Они выросли на этой земле, поднимали эту землю, а пришла какая-то нечисть... Я не хочу их даже называть людьми, солдатами. И неважно, какой они национальности – буряты, тунгусы, чеченцы, русские... Нечисть! Ты пришел на чужую землю, ее забираешь и убиваешь", – сказал бывший глава таможни.
Макаренко назвал российскую армию "мерзкой, наглой ордой", которая уничтожает все, что встречается на ее пути, в том числе школы. Он рассказал, что в родном селе помог оборудовать школу, в которой учился, но оккупанты добрались и туда.
"Я очень любил свою школу и люблю. И когда мне выслали фотографии разбитого компьютерного класса, который мы создали, уничтоженных интерактивных досок, просто расстрелянных, разбитых, загаженных кабинетов, где детвора моего села училась, росла, – это был первый раз во время войны, когда у меня пробило слезу, – сказал Макаренко. – И потом меня поразила одна из фотографий, где на доске написано: "Простите, мы не хотели". Вот сначала все обгадить, уничтожить, а потом что-то сказать... Какое "простите"? Хотели вы, все осознанно делали".
