+10 Киев
Из книги Эльмиры Ахундовой "Пять лет в коридорах Кремля".
Если печальным символом "эпохи" Андропова стал факт уничтожения 1 сентября 1983 года советским истребителем южнокорейского лайнера с 269 пассажирами на борту, то не менее зловещим символом "эры" Горбачева явилась авария на Чернобыльской АЭС, которую в мире расценили как крупнейшую ядерную катастрофу ХХ столетия.
В 50–60-е годы прошлого века в СССР проводилось огромное количество ядерных испытаний, которые нанесли непоправимый ущерб экологическому состоянию планеты и здоровью миллионов людей. Если по количеству испытаний впереди были США, то в Советском Союзе устроили первое в истории войсковое учение с реальным использованием атомного оружия. Произошло это 14 сентября 1954 года на Тоцком полигоне в Оренбуржье, кстати, под руководством знаменитого маршала Жукова.
Вот как вспоминает об этой жуткой истории генерал-полковник Дмитрий Волкогонов: "Население деревень Елшанка-2, Орловка, Ивановка, Маховка (всего 1633 семьи) выселялось из своих жилищ на три-четыре дня… Всего. А испытать действие смертоносного оружия должны были на себе 40 голов крупного скота (коровы, лошади, верблюды) и 300 овец. С самолета Ту-4 на высоте 9 тыс. метров была сброшена атомная бомба, которая взорвалась в 350 метрах над землей. Здесь уже было настроено для испытаний множество убежищ, блиндажей, окопов, домов, "заселенных" животными. Везде расставлена реальная боевая техника. Нужно было опробовать реальную бомбу, на реальных объектах, которые могут быть в реальной войне. После взрыва войска на танках и бронетранспортерах прошли через эпицентр взрыва…" Лишь спустя 40 лет приняли решение предоставить льготы пострадавшим от того чудовищного взрыва в оренбургской степи.
Случались в СССР и локальные аварии, повлекшие за собой радиоактивное загрязнение. Так, в октябре 1957 года в Челябинской области на комбинате по производству оружейного плутония произошел мощный взрыв, разрушивший хранилище радиоактивных растворов. Сильному загрязнению подверглась не только территория завода, но и расположенный неподалеку лагерь заключенных, а также близлежащие деревни.
Спустя 20 лет, в октябре 1978 года, северо-западнее острова Колгуев затонула на глубине 45 метров баржа с радиоактивными отходами с ремонтируемых атомных подводных лодок. Об этой и других авариях мир ничего не узнал, так как в то время СССР был отделен от остальной части планеты непроницаемым "железным" занавесом. Однако в 1986 году скрыть правду о масштабах происшедшей катастрофы при всем желании не удалось. Хотя такие попытки были и в эпоху широко разрекламированной горбачевской гласности.
В 70-е годы в СССР приняли программу строительства атомных электростанций. Предусматривалось сооружение АЭС вблизи крупнейших промышленных центров, их построили рядом с Ленинградом, Киевом, Свердловском и др.
Такую же АЭС атомщики намеревались построить и под Москвой. Как пишет российский журналист Изюмов, "при мощной поддержке руководства военно-промышленного комплекса дело дошло уже до постановления политбюро. И все были "за" – академик Александров, выступая при рассмотрении вопроса, заявил: безопасность станции такова, что ее можно строить хоть на Красной площади. Только Гришин резко возразил, понимая всю рискованность этой научной авантюры… Он сумел добиться отклонения проекта. Правда, ценою надолго испорченных отношений с Устиновым и руководителями правительства. Но то, что над москвичами не висит атомный дамоклов меч, – его и только его личная заслуга".
Гейдар Алиев также не особенно доверял атомным электростанциям и примерно в это же время помог добиться запрещения строительства АЭС в Азербайджане, хотя под Баку уже развернулся фронт подготовительных работ.
Из рассказа ветерана КГБ Парвиза Хатамзаде: "В начале 80-х годов в Москве возникла идея построить в Закавказье вторую АЭС после Армении. Третью должны были возвести в Грузии. Была уже построена пионерская база в районе Алят, освоено 8 млн рублей. Мы тогда послали записки первому секретарю ЦК, а также в 6-е управление КГБ СССР о том, что в этом районе нельзя размещать АЭС, что неправильно просчитан уровень грунтовых вод. Случись землетрясение, АЭС не выдержала бы и семи баллов. У нас нашлись крупные специалисты-геологи, которые проанализировали ситуацию и дали свое обоснование о том, что на этом месте АЭС строить нельзя. Там уже стала вода подниматься, появилась растительность. К тому же район сейсмонеустойчивый. Потом к делу подключился Алиев, который тоже поддержал мнение КГБ Азербайджана. Мы уже ездили на стажировку в Москву, потому что на будущей АЭС должно было быть наше подразделение по ее охране. Даже штатное расписание подготовили".
Во время беседы с бывшим председателем КГБ Азербайджана Зией Юсифзаде я попросила его поделиться подробностями "атомной эпопеи", которую в середине 80-х годов предотвратили азербайджанские чекисты.
"– Я слышала, что именно с вашей "подачи" Гейдар Алиев добился приостановления строительства атомной электростанции в Азербайджане. Расскажите, как это было.
– Вопрос о строительстве АЭС в Азербайджане возник в 1984 году. В сентябре было принято соответствующее постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР. В 1985 году вышло еще одно постановление, на сей раз совместное – Центрального комитета КП Азербайджана, Совмина республики и министерства энергетики и электрификации СССР.
После этого начались изыскательские работы. Атомную станцию предполагалось построить в долине реки Пирсагат Сальянского района. На ней должно было быть четыре энергоблока по 4 тыс. МВт каждый. Запуск первого энергоблока намечался на начало 90-х годов.
Согласно проекту, подготовленному ростовским филиалом "Атомэнергопроекта" (проектировщик – Демин), предусматривалось, что глубина залегания подземных вод в этом районе где-то 15–17 метров. Учитывая исключительную важность вопроса, мы в 1986 году подключили свои источники из числа крупных специалистов в области энергетики и геологии. Они провели изыскательскую работу. Работали месяца два по нашему неофициальному заданию. В результате было установлено, что в проекте допущены серьезные ошибки. Во-первых, место выбрали неподходящее. Если в 1984 году там было пустынно, никакой растительности, то в 1986 году участок зарос травой. К тому же, наши источники установили, что глубина залегания подземных вод составляет не 15–17 метров, а всего 7–8. При этом сейсмостойкость станции проект определял в 7–8 баллов. Однако, учитывая буйную растительность и небольшую глубину залегания подземных вод, было ясно, что станция едва ли выдержит и 7 баллов. Отмечался и ряд других неблагоприятных факторов. В общем, сведения были тревожными.
Получив эту информацию, я первым делом позвонил Гейдару Алиевичу. Рассказал ему о том, что обнаружили наши специалисты. Он помолчал немного, потом спрашивает:
– Ты в Москве когда будешь?
– В ближайший месяц поездок не ожидается. Но могу попросить разрешения у Центра и выехать дня через два–три.
Я отправился в Москву. Мы встретились с Гейдаром Алиевым, я показал ему справку, составленную нашими специалистами. Внимательно ознакомившись с ней, Гейдар Алиевич сказал: "Вот что, возвращайся и изложи все подробно на имя руководства ЦК КП Азербайджана и КГБ СССР".
Гейдар Алиев был бог в аппаратных делах. Он сделал так, чтобы мнение исходило не от него, а от республики. И в 1986 году с его помощью строительство АЭС было приостановлено, а затем и полностью свернуто. Я считаю, что это – одна из самых значительных заслуг Гейдара Алиева перед своим народом".
Авария на Чернобыльской АЭС произошла 26 апреля 1986 года. Однако членов политбюро об этом уведомили лишь два дня спустя, когда о катастрофе сообщили крупнейшие радиостанции мира.
Из интервью Гейдара Алиева телевизионной службе ВВС (1991 год): "Это, прямо скажу, большой позор для советского руководства, для партийно-государственного руководства страны. Таково мое твердое мнение. Взрыв произошел в субботу. Я в субботу был на работе, кстати, я все субботние дни работал. Где-то в конце дня совершенно случайно узнаю, что на атомной станции произошел взрыв. Спросил управляющего делами Совета министров Смертюкова, что случилось. Я член политбюро, первый заместитель председателя Совета министров и ничего не знаю. Он говорит, да, что-то там произошло в Чернобыле с атомной станцией. Туда, говорит, полетел заместитель председателя Совета министров Щербина. Посмотрим, что будет. Ну, в воскресенье я не работал, естественно, ничего не знал.
В понедельник утром Горбачев вдруг собирает политбюро, причем, он провел заседание у себя в кабинете, не там, где обычно. Прямо утром позвонили, где-то часов в 10 или 11. Была очень короткая информация. Это заседание состоялось еще и потому, что у нас-то информации не было, а поступили уже сообщения из Швеции, Польши, Германии, из некоторых других европейских стран о радиационном излучении. И это уже стало, значит, известно мировой общественности. Тогда-то он, значит, собрал заседание.
Сведения оказались очень куцыми. Но мы почувствовали, что произошла трагедия. Нужны срочные меры. И встал вопрос о том, что народу нужно дать информацию. Ну, я не хочу, знаете, выступать здесь в качестве какого-то героя. Поймите меня правильно. Но я выступил, сказал о том, что надо дать немедленную информацию по этому вопросу, причем достоверную, потому что об этом уже известно всей Европе. Меня тогда резко оборвал Лигачев. "Что вы хотите? Какую информацию вы хотите? Что это такое?" Я говорю: "Ну, как же так? Я хочу, чтобы была достоверная информация. Мы не можем скрывать этот факт". Должен сказать, что и Яковлев Александр Николаевич выступил точно так же, как и я. Но этот вопрос замяли, и потом дали ту информацию, которая прошла.
Спустя некоторое время мы как-то с Яковлевым беседовали, и он, выражая недовольство поведением Лигачева, сказал мне: "Ну, вы же видите, только мы с вами вдвоем выступали за эту информацию". Однако Лигачев тогда, значит, был более влиятельным человеком".
В связи с этим выдающийся украинский писатель Борис Олейник позднее вспоминал: "Это очень существенная деталь. Горбачев боялся приехать в Украину, а когда Щербицкий хотел отменить парад 1 мая 1986 года и эвакуировать хотя бы детей, он ему пригрозил, мол, ты вылетишь из партии, потому что сеешь панику. И слава богу, что в политбюро был Гейдар Алиевич Алиев, который своим заявлением о случившемся в Украине все-таки принудил этого "деятеля" согласиться, что случилась трагедия, а не просто авария. Глобальная трагедия. И мы за это благодарны президенту Азербайджана".
Из беседы с Воротниковым: "Истинной правды никто не знал, потому что первая информация, которую получили из Чернобыля, была неадекватна тому, что произошло. Политбюро собралось 28 апреля. Тогда в первом докладе сообщили, что реактор цел, что ничего страшного нет, все может обойтись. И только во второй половине дня стала известна истинная ситуация. Была создана оперативная группа политбюро, я входил в ее состав. Яковлеву поручили подготовить информацию для прессы. Но Яковлев 29 числа никакой информации для СМИ не дал, он сделал это только 30 апреля. Таким образом, первые три дня были потеряны, потому что не могли разобраться в ситуации. Щербина был на Дальнем Востоке, в Сибири. Ему надо было оттуда перелететь и добраться до Чернобыля. На это потребовалось более суток. Желания сознательно что-то скрыть от народа не было. Однако фактически получилось, что Яковлев на сутки задержал информацию".
И все же рассекреченные и обнародованные в настоящее время материалы заседаний политбюро свидетельствуют: и Горбачев, и некоторые другие его коллеги сомневались в необходимости обнародовать всю информацию, предлагали ее дозировать. И лишь двое членов политбюро высказались со всей определенностью – это были Яковлев и Алиев.
Итак, авария произошла в субботу, 26 апреля, однако политбюро собралось спустя двое суток, когда весь мир уже кричал о крупнейшей ядерной катастрофе в СССР. В этот день члены партийного синклита к единому мнению не пришли, хотя все понимали, что информацию надо давать как можно скорее. Но вот какую информацию и в каком объеме?
29 апреля 1986 года Горбачев созвал внеочередное заседание политбюро. И вновь задал тот же вопрос: "Как работать с населением и международной общественностью?"
Мнения в очередной раз разделились: Громыко предложил братским странам дать побольше информации, а для Вашингтона ее существенно дозировать. Лигачев заявил, что, возможно, пресс-конференцию делать не следует. По словам историка Волкогонова, "лишь Яковлев и Алиев определились: надо дать полную информацию зарубежным журналистам и своему народу".
В итоге на политбюро было утверждено сообщение "От Совета министров СССР" в 19 строк, причем в этом сообщении масштабы случившегося были явно занижены. Генсек и в последующем пытался дозировать содержание и объем информации по Чернобылю. Так, 5 мая 1986 года на заседании политбюро он дает указание: "Более расширенную информацию давать в Украине по местным каналам. По союзным каналам – давать фактологическую (?!) информацию. Может быть, расширить рамки информации на внешний мир. Противник задает нам вопросы, которые позволили бы оценить нас в целом, а одновременно – облить грязью".
Чернобыль многое высветил в характере Горбачева: нерешительность, суетливость, боязнь правды, пусть самой горькой, страх за ответственность, неумение откровенно говорить со своим народом, а главное – разделить с ним его беду. Ведь даже в Киев не собрался поехать, хотя Николай Рыжков его долго уговаривал.
Источник: "ГОРДОН"
