+9 Киев
"И вновь продолжается бой!
И сердцу тревожно в груди!
И Ленин – такой молодой!
И юный Октябрь впереди"
(Из песни, написанной Добронравовым и Пахмутовой в 1974 году,
посвященной Октябрьской революции)
Самым адекватным моему мировосприятию образом Русской революции к концу "перестройки" для меня остается лежащее в мавзолее на Красной площади в Москве тело Владимира Ульянова. Он ближе всего (а возможно, и создан им) к созданному художественными средствами образу "перманентной революции" грузинским режиссером Тенгизом Абуладзе кинофильме "Покаяние".
Я не хочу присоединяться ни к толпе фанатичных почитателей Ленина (я там уже был), ни к еще большей толпе его критиков (меня туда почему-то не тянет, для меня вторые, по существу, мало чем отличаются от первых). Этого человека вот уже без малого сто лет как нет. А то, что лежит в мавзолее, имеет такое же отношение к нему, как то, что мы имели к середине 80-х годов прошлого века оставшимся от Русской революции.
К тому времени, когда я попал в "большую политику", Русская революция давно умерла. Идеалы превратились в догмы. Равенства удалось, правда, добиться, но это было равенство в бедности и несвободе. Это пусть и дурное равенство могло, наверное, при определенных условиях стать своего рода строительной площадкой, на которой можно было встроить что-то пригодное для того, чтобы в нем жить. Но, во-первых, мы потеряли контроль за ситуацией и "прорабы перестройки", вместо того чтобы строить, просто растащили все, что было на "строительной площадке", все имевшиеся ресурсы по своим кладовкам.
А во-вторых, добиться такого равенства Иосифу Джугашвили "со товарищи" удалось такой чудовищной ценой, что мир, узнав даже частичку правды о ней, содрогнулся и отвернулся от нас.
Мир за Русской революцией не пошел. Хотя она, по моему глубокому убеждению, была первой глобальной по своей природе революцией. Россия стала лишь ее детонатором и эпицентром социального взрыва колоссальной, невиданной до тех пор силы. После того, как проявились в полной мере реальные результаты "первой пролетарской революции", за нами уже никто идти не хотел. Ну, скажем так, почти никто – кроме тех стран, которым было некуда деваться, которые были либо слишком бедны, либо нами завоеваны (простите, "освобождены" в соответствии с принятой тогда терминологией).
Думаю, да, собственно, и видел своими глазами, что к этому времени уже никто или почти никто – ни "вверху", ни "внизу" – не верил в достижение той цели, которая была провозглашена в ее начале: "Мы свой, мы новый мир построим!".
Мы имели, простите, труп, для кого-то дорогой, для кого-то ненавистный, который по всем правилам социальной гигиены следовало закопать или предать огню. Вместо этого наша тогдашняя советская элита (за исключением, может быть, некоторых ее отдельных представителей, которых я знал и у которых многому научился) занялась тем, что называется "камланием" – честно говоря, это занятие увлекательное, и ненадолго оно увлекло очень многих, в том числе и меня. В 1987 году мы, комсомольцы, устроили грандиозный праздник в "колыбели" Русской революции – Санкт-Петербурге – Петрограде – Ленинграде по случаю ее 70-летия.
Но уже тогда в душу закралось сомнение в правильности поставленной перед нами "старшими товарищами" задачи – продолжить революцию, заставить ее "заново сиять". То есть, попросту говоря, отмыть ее от крови и грязи, которая неизбежно прилипает к каждой революции. Этим мы тогда и занялись, пока до нас не дошло, что труп есть труп, и как его ни украшай, ходить он не будет и смердеть не перестанет.
Но "о мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды" . Что хорошего, не греша против истины и правды, можно сказать о великой покойнице – Русской революции. С моей точки зрения, не принимая в расчет мести за вековое унижение, немного. Причем, что очень интересно, в большинстве случаев пользы она принесла больше не нам, а другим. Почему? Да потому, что мы не любим учиться. "Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман!" (А. Пушкин). Потому что мы, в отличие от многих других близких нам исторически и культурно народов, так и не поняли, что власть, как и одежду, нужно регулярно стирать и чистить, а между тем стараться поддерживать ее хоть в каком-то порядке и относительной чистоте.
Не научились мы в России этому и теперь. Власть у нас занашивается, как революция, столетие которой мы собираемся отмечать. Ну вот, собирался писать о политике, а получился текст о социальной гигиене и пользе ее соблюдения. Но это – главное, что приходит мне в голову, когда я думаю о Русской революции.
Источник: "ГОРДОН"
